Гипно некро спам

Отрывок «Гипно некро спам»

...Она стояла у двери чёрного хода и, зажав в губах сто двадцати миллиметровый ментоловый «мальборо», безуспешно чиркала похожей на футляр губной помады зажигалкой. Удивляясь своему спокойствию, Василий подошёл к Ней. Щёлкнул колёсиком. В ту же секунду с неба закапало. Ещё сильнее. Она, втягивая в сигарету огонь его зажигалки, сделала шаг назад — под козырёк. Он, удерживая пламя и прикрыв его рукой, шагнул за ней.

Дождь рухнул с неба в одну секунду.

В эту секунду газ в его зажигалке закончился.

И она — наконец-то(!) — подняла глаза на него.

Через минуту они захлопнули за собой дверь 205-й.

И сломали ключ в замочной скважине. Они не слышали, как закончился концерт. Как прекратился в час пополуночи банкет. Как сторожа закрыли входные двери и сделали небрежный обход территории.

Они провели в 205-й всю ночь. Только перед рассветом открыли одно из огромных окон и перепрыгнули с широкого подоконника на близкую крышу спортзала. В неверном утреннем свете они спустились по пожарной лестнице и, взявшись за руки, побежали к ближайшей автостоянке.

Они сели в её маленький быстрый автомобиль и умчались за сорок километров от города — к водохранилищу. На большую профессорскую дачу Борща-старшего.

Время остановилось. Время мчалось.

Он не думал о работе. Ни о чём не спрашивал Её.

— Меня зовут Любовь, — сказала она ему ночью в лаборатории 205.

— Я знаю, — ответил он, глядя в туда, где у обычных людей глаза. — Какие у тебя глаза... — сказал он.

— Глупенький... Глаза у тебя...

Они живут у воды.

Бродят по лесополосе.

Сидят у костра вечером.

Они не читают газет, не включают телевизор и не слушают р@дио.

Они смотрят друг другу в глаза и улыбаются.

И трахаются, трахаются, трахаются.

В любое время и в любом месте.

Она голая бродит по дому и участку: дача стоит в уединённом месте.

Он с изумлением рассматривает её лицо и тело.

В его доме пахнет Ей.

На верёвочке в ванной висят её трусики.

Трусики, от одного вида которых, у него встаёт, и они снова: трахаются, трахаются, трахаются.

Края чашек вымазаны помадой.

В его расчёске путаются длинные волосы.

А иногда на краешке унитаза оставались маленькие чёрные волоски.

Один — редко два.

Маленький чёрный волосок.

Витой.

Чёрный курчавый волосок.

Маленькая непокорная спиралька.

Волосок Её паха.

Волосяное покрытие её тела в районе лобка.

Лобка, от соприкосновения с которым он получает такой приход, — будто первые секунды передозашави - чёрной грузинской опиатной широй.

Они открывают истинный смысл слов: «не чуя земли под ногами», «слёзы счастья», «тону в глазах», «сердце сладко замерло», «ЛЮБОВЬ».

— Я кончаю от одного твоего запаха.

— Я кончаю от твоего запаха...

— Никогда не думала, что рыжий может быть таким красивым.

— Никогда не думал, что такая женщина, как ты, может быть со мной.

— Дурачок...

— А ты Моё Солнце.

— Говорю же, дурачок!.. Посмотри в зеркало... Ты — Солнце. Моё. Мой Солнечный Человек. Сын Солнца!..

— Брат...

Они хотят отпраздновать месяц...

Месяц?

Время летит... Время замерло...

Свой месяц.

Тридцать один день Рая.

Она едет в машине в город.

За ящиком шампанского и четырьмя порциями роллов из «суши-бара».

Они долго целовались у уже заведённого авто.

Потом она умчалась, просигналив на повороте.

Он достал из огромного немецкого холодильника БОЛЬШОЙ ПАКЕТ клубники.

Они своровали её прошлой ночью: хихикая и убегая быстро в темноте с крупными ягодами в глубокой сковороде с антипригарным покрытием.

Он мыл клубнику в ведре у колодца.

Она лежала мёртвая в кювете у трассы Донецк-Луганск.

Её сиреневая «мазда» вошла под «КамАЗ» почти целиком.

Он забеспокоился через три часа. Вылез на большой холм и стал звонить.

«Телефон выключен или находится вне зоны...»

На похоронах все смотрели на него и не могли понять: кто этот рыжий парень со слезами на щеках.

Её муж, убитый горем, не замечал ничего вокруг.

Она исчезла за месяц до того, как её нашли за городом в изуродованном автомобиле.

Муж давал объявления. Писал заявления. Менты побывали у декана. Подняли на уши три прилегающие области: зарядили план перехват. Ноль. Две недели все точки, где номера движков перебивают, прессовали. Ноль.

И вдруг — эта «мазда» сиреневая в «КамАЗе». Пассажирка насмерть.

Она получила какую-то небольшую, но несовместимую с жизнью травму. Что удивило патологоанатома — так это то, что из покорёженного куска металла тело Любови Смирновой было извлечено практически неповреждённым. Её прекрасное лицо оставалось прекрасным и после смерти.

Декан уехал с семьёй на море.

Похороны.

Душное марево, какое бывает перед дождём.

Преддождье.

Много родственников в трауре, соседей и сослуживцев. Все любили Её. Или хотя бы делали вид.

Недалеко бродит серьёзный и немолодой человек с большим фотоаппаратом на шее и белой надписью «@chtung(!)» на чёрной футболке.

Говорят, что это фотограф из Москвы. Из толстого цветного журнала. Он попросил разрешения у мужа и фотографирует усопшую через дорогую фотооптику. Он, выпятив нижнюю губу, смотрит на экспонометр и положение солнца. Большинство присутствующих смотрят на него. Поэтому не все и не сразу заметили этого непонятного парня. Примерно минуту на него смотрит только один человек.

На него смотрит муж.

На рыжего в чёрном костюме и чёрных очках.

Из-под чёрных очков текло.

Щёки его были мокрыми.

Никто не мог понять — кто это?

Неизвестный стоял у могилы долго.

До того момента, когда преддождье перестало быть «пред».

Дождь рухнул сверху в одну секунду.

Он враз вымок с ног до головы.

Медленно повернулся и пошёл к выходу с кладбища, скользя и перемазав ботинки рыжей глиной, — туда, где стояло жёлтое такси с большим белым рекламным гребнем на крыше. Таксист терпеливо ждал, пока он вымоет обувь в глубокой луже. Потом долго вёз его, молчащего, за сорок километров от города.

Он входит в дом.

И через пятнадцать минут.

Он видит.

Видит с высоты трёх метров.

Из-под (почти) самого потолка.

На самом краешке белого унитаза.

Маленький.

Чёрный.

Волосок.

Он — осторожно-осторожно — приложил влажный палец к нему. И вот.

Маленькая непокорная спиралька приклеилась к подушечке указательного пальца правой руки.

Он поднёс его к самому-самому глазу.

Он смотрел на него с минуту.

Он хранил его в маленьком белом бумажном конвертике.

В шкатулке на телевизоре.

Потом он подумал: а вдруг пожар?

Вдруг вор залезет сюда и сгребёт, не глядя, конвертик с собой, а потом выкинет???

Он стал носить конвертик с собой.

В его гардеробе появились рубашки, у которых были нагрудные, застёгивающиеся на пуговицу или на молнию карманы.

Каждые полчаса он трогает карман рукой и, почувствовав хруст бумаги сквозь ткань, — кивает сам себе.

Он выходит на работу, никак не объяснив своего полуторамесячного отсутствия.

Его берут обратно без вопросов — он незаменимый и опытный сотрудник. Оформили задним числом отпуск за свой счёт. Он работал как робот — много и качественно. Только иногда мог остановиться на полуслове и смотреть Какое-то время в окно.

На крышу спортзала.

Однажды такси, в котором он едет с работы домой, попадает в лёгкую аварию. Лёгкую — сам таксист не особо переживал, — так, слегка стукнулись. Даже синяков не было.

«Что, если со мной что-нибудь случится?» — думает он.

Неделю ворочается по ночам. Лёжа в постели, смотрит в потолок.

Он срочно продаёт квартиру.

Он срочно продаёт дачу.

Он звонит по телефону, по которому никогда бы и ни за что бы раньше не позвонил. Он с кем-то встречается ночью на окраине города.

Он снимает номер в гостинице (трёхместный «люкс»и всю ночь тихо сидит в кресле перед выключенным телевизором и аккуратно держит маленький белый конвертик в руках.

Утром — прямо к открытию — он приходит в филиал крупного надёжного банка и проводит там час.

Потом он вызывает такси и едет за город.

Он влезает на скалу, с которой открывается почти всё водохранилище. Он даже видит вдалеке крышу своей бывшей дачи. Он трогает карман своей рубахи и вдруг улыбается.

Он достаёт два пистолета, приставляет их к обоим вискам и нажимает на курки.

На оба.

У него это получается.

Его хоронят на другом конце кладбища.

За оградой.

Серьёзный и немолодой человек с большим фотоаппаратом на шее (и белой надписью «@chtung(!)» на чёрной футболке) не присутствует на этих похоронах. В этот самый момент, в Берлине он подписывает контракт в присутствии своего немецкого агента. А спустя ещё три месяца, сначала «limited edition», а потом несколькими дополнительными тиражами выходит толстый и глянцевый альбом, с именем этого человека на обложке. «Альбом с провокационным названием и не менее провокационным содержанием», — так напишет французский «Rolling Stone».

На 205-й, последней странице этого альбома будет напечатано Её лицо. Человек, чья фамилия написана на обложке крупным шрифтом, фотографировал её через дорогую фотооптику именно для этого. С разрешения ближайшего родственника. Мужа.

Но мужчина, когда-то бывший мужем Любови, об этом никогда не узнал.

Он даже (презирая себя за это) с некоторым облегчением воспринял сообщение о её смерти. Она была в его жизни чем-то вроде «калашникова» в руках первоклассника. Восхищающая и пугающая одновременно.

Он хотел спокойствия.

Через полгода после похорон он женился на коллеге по работе и уехал в деревню.

Муж так и не узнал, о том фото на 205-й странице.

А ещё он не знал, что хранение маленького белого конверта из бумаги в одном из сейфов крупного надёжного банка проплачено на 500 лет вперёд.

* * *

В большое облако табачного дыма, выпускающее рваные сизые щупальца в углы. В центре зала, усевшись, прямо на столах беседовали @ди Кейль, Спирохета, Свят и [Ф]Ольга. Они курили трубки.

БокоFF пошёл к ним.

— А кто это? — спросила Раста вечером.

— Лучший фотограф Восточной Европы, — ответили ей хором.

Спустя год их двадцать два человека.

Спустя ещё год они занимают весь этаж плюс пентхаус.

«@chtung(!)».

Антигламурная трёхсотстраничная ежемесячная бомба. Последние десять лет главный конкурент «Rolling Stone» в Европе.

Москва — последний город, где открылись сначала корпункт, а потом и Русская Редакция «@chtung(!)». Автономно действующая единица «anti-media», заполняющая свои пятьдесят процентов номера качественными текстами и фото.

Гордящаяся своим главредом @ди.

Российскую поп-звезду похитили, три недели держали в заложниках, избили и изнасиловали. В интервью звезда призналась, что все три недели думала, что участвует в новом реалити-шоу.

— Вот они. Плоды, — говорит @ди после этого случая, — человека лишают пищи, бьют, трахают в течение суток по разу пятеро мужиков, а он думает, что это хорошо для его пиара.

Интервью он вырезал и прикрепил скотчем к стене поз@ди себя.

Там же висели флаг ФРГ, постер «FIGHT CLUB» ну тот, с мылом) и обложка первого русского «@chtung(!)». С «Пи$тонами».

— Вот они. Плоды. Мы не сеем Разумное, Доброе, Вечное. Мы сеем Тупое, Злое, Сиюминутное. Я хочу, чтобы у всех у них был разрыв мозга.

— У кого? — спросил какой-то стажёр.

Через час его уволили. В «@chtung(!)» работает много странных людей.

И тех, кто хочет казаться странным.

Здесь мог сидеть за столом, судорожно рожая нервный текст, длинный худой парень в чёрной чалме. Или курьер мог внести семь огромных пицц в этот огромный офис, где-то во второй половине дня, и увидеть возле автомата, продающего горячий эспрессо, двух бритых наголо абсолютно одинаковых тёлок, в белых гольфах, клетчатых юбках, чёрных одинаковых футболках с надписью «ТОРПЕДА П. Р. О.».

Здесь могли устроить перекур ровно в полдень. Собраться в центре офиса — прямо под большим пенопластовым «@chtung(!)», висящим на прочной невидимой леске. Поставить под ноги — ровнёхонько под толстое пенопластовое «t» — железное ведро. Дымить синим «Житаном». Играть в «камень-ножницы-бумага».

Здесь работали, сменяя друг друга и задерживаясь надолго, люди с красными волосами и люди с тридцатью проколами собственного тела.

Здесь как-то вёл рубрику сын министра финансов. А секретаршей целый год была бывшая порнозвезда.

‍